1. Полное имя.
Evelyn Trevelyan // Эвелин Тревельян. Сокращения имени как такового не терпит, хотя для семьи и круга близких друзей сделала редкое исключение, допуская вариант с коротким и емким "Эва". Для всех же остальных она леди Тревельян, хотя в народе больше известна как Вестница Андрасте и леди Инквизитор.

2. Дата рождения.
29 лет, 9:12 Века Дракона, первый день Плутаниса.

3. Характер.
Мой народ выбирает лидерами не самых сильных, не самых умных, даже не самых одаренных.
А тех, кто может принимать трудные решения... и потом жить с этими последствиями.

— Железный Бык, из личного разговора с Инквизитором.

Жизнь Тревельян не пощадила, как, впрочем, не пощадила и других. Но ее все же не сломила, не сумела сровнять с землей, не смогла бросить на скалы, лишь закалила и сделала на порядок сильней. Эвелин из тех людей, что гнутся под тяжкими обстоятельствами, но не дают переломить себя пополам. Скорее сами их ломают - со временем, так или иначе, подстраивают под себя. Еще, кажется, у нее в запасе чертова прорва везения, хотя действительно везения ли - это еще с какой стороны посмотреть. Рожденная в знатной семье, она росла в окружении наставников и нянек, среди строгости и правил, однако это не помешало ей быть непоседливым, но очень активным ребенком. В последствии, конечно, она угомонилась, стала чуть спокойнее и сдержаннее, но до того момента успела доставить немало хлопот и родителям, и слугам. Окончательно, пожалуй, оставить свои маленькие шалости ей пришлось только в Круге, хотя даже тогда очень редко и аккуратно, но обязательно с размахом она устраивала переполох среди храмовников и старших чародеев. То время безвозвратно ушло, да и она уже давно совсем другая, только нет-нет и все же в Эвилин просыпается тот самый непоседливый ребенок. И вот тогда главное не разнести все по камешку да не дать себя поймать и надрать уши, потому как сама она далеко уже не маленькая, а значит и каверзы у нее с соответствующим размахом. Хотя вот тут-то как раз вступает в силу ее любимый бог авось. У нее вся жизнь, кажется, построена вокруг этого странного авось, потому как никак иначе свою удачу Тревельян объяснить не в состоянии. Жаль только, что авось не может защитить от всех невзгод - их у леди Инквизитора достаточно.
Жизнь неоднократно отвешивала ей звонкие оплеухи, получая в ответ не менее хлесткие пощечины. Именно жизнь преподала ей самые ценные уроки и показала, что негоже выворачивать душу любому, кто подвернется под руку. Именно она научила слушать и слышать, читать между строк, молчать, когда нужно, подмечать любые, даже самые незначительные детали и мастерски прятать бушующий вулкан чувств за плотной вуалью холодной сдержанности и спокойствия. Она не посвятит в свои проблемы, не расскажет, что на сердце, не раскроет терзающих ее душу тревог даже своим близким друзьям, предпочитая все пережить сначала в себе, прежде чем обличить чувства в слова и выпустить их на волю. Она взвалила на свои плечи не самую простую задачу, получив метку-якорь и став во главе возрожденного ордена Инквизиции, а потому слабость ей не пристала. Это слишком непозволительная в ее положении роскошь.
Серьезная, спокойная, рассудительная, она знает, что такое ответственность и какой на самом деле у власти вкус. Леди Тревельян в первую очередь рассчитывает только на свои силы, людьми не разбрасывается, стараясь свести стычки и кровопролитие к минимуму, прекрасно зная цену каждой коснувшейся земли капли крови. В спорах хвататься за оружие не спешит, представится случай - лучше убедит, в крайнем случае уболтает, а нет - запугает. Но если уж и тогда ее не услышат, то что ж... Они сами напросились. Чаще всего говорит Эвелин мало и по существу, стараясь держать рот на замке и уже тем более никогда не рассказывая что-либо о себе. Больше слушает, присматривается, задает вопросы, анализирует и делает выводы. Настороженность и готовность в любую минуту дать отпор - это то, чему учит отступническая жизнь. А потому даже несмотря на внешнюю невозмутимость будет в любой мелочи, в любом случайно оброненном слове искать подвох. Эта жизнь, как и жизнь в Круге, значительно поубавила свойственного ей от природы оптимизма. И только в окружении советников и близких соратников позволяет себе расслабиться, пропустить по кружке чего-нибудь крепкого, сыграть партию в порочную добродетель да рассказать пару баек из прошлого. Хотя нередко очередному походу в таверну она предпочитает тихий вечер в библиотеке в окружении пыльных книжных полок, хранящих редкие и ценные фолианты о древней магии и старые потертые гримуары по истории, политике и географии Тедаса.
Она по большей части странная, непонятная даже самой себе. Настроение ее меняется от лучшего к худшему в считанные секунды, однако гнев и раздражение умеет держать в узде. В плохом настроении ее можно увидеть крайне редко. Но даже если такое все же случается и отрицательные эмоции берут верх, то разумнее притвориться слепым, глухим, немым, а лучше мертвым, чем напороться на разгневанного дракона в человеческом облике. Впрочем, надолго запала Тревельян все равно не хватает, она быстро остывает и теряет ко всему интерес - гнев, как и любые другие негативные эмоции, вытягивает из нее очень много сил. Да и часто она потом жалеет о том, что позволила себе сорваться. А уж если наговорила чего в горячке, так вообще сгорает от стыда. Жестокость же Инквизитору свойственна только в бою: родись она воином - стала бы потрошителем. Крушить навершием посоха черепа да полосовать острием плоть, сковывать стужей да протыкать врагов мечами льда - это она всегда пожалуйста, этому она всегда за, но только в пылу схватки. Сражения для Тревельян - своеобразная отдушина, выход накопившегося напряжения и эмоций, тех самых, что душат изо дня в день все сильнее.
Ответственность, возложенная на плечи тяжким грузом, и страх подвести, не оправдать надежд - она думает, что нет ничего хуже, чем этот дикий коктейль, смешанный с положением и властью, когда взгляды не только простого народа, но и сильных мира сего направлены на нее, следят за каждым ее шагом, за каждым ее вдохом - нет худшего кошмара, чем этот. Но жить как-то нужно и она прячет сомнения и страхи глубоко в сердце, загоняет слабость и трусость подальше, расправляет плечи и улыбается вновь спокойно, уверенно и чуть надменно. И в светлых глазах ее вновь танцуют снежинки.

4. Внешность героя.
В отражении стекла ее серый, как пасмурное небо взгляд. Тревельян щурится и большие глаза в обрамлении веера длинных ресниц на бледном уставшем лице превращаются вдруг в две узкие, темные расщелины. Кожа белая, тонкая, словно пергамент, вся в переплетении голубых линий вен, особенно в области глаз, где теперь нашли свой вечный приют чернильные тени от кошмаров и бессонных ночей. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не измученный вид, острые, словно лезвия, скулы и искусанные, в мелких кровоточащих трещинках губы. Она смотрит в отражение стекла и вспоминает себя прошлую, ту, которая жила будто в клетке и даже не задумывалась, что ждет ее впереди.
Вся грация, все изящество, вся красота - в ее движениях. В птичьем наклоне головы, в резком, порывистом взмахе руки, в стремительном повороте тела, в четкой дробной мелодии каблуков. Вот она, десять лет назад, в светлой ученической робе, тянется к верхним полкам за книгой, а на полных ее розовых губах играет улыбка. Кожа по-юному нежная, невинная, еще нетронутая ни солнцем, ни ветром, ни лютой стужей, не знающая остроты клинков и ядовитых уколов стрел. И вся она словно статуэтка: черноволосая, стройная, с широкими бедрами и высокой, полной грудью. С россыпью родинок по всему телу, что вкупе с реками темных вен составляют причудливую карту неба. В длинных, тонких пальцах с аккуратными овалами ногтей зажат потертый корешок очередного еще непрочитанного тома. А рядом вьется лозою ученик чародея, касается ее локтя, заглядывает в лучистые серые глаза и спрашивает что-то мягким, убаюкивающим тоном. Она смеется по-весеннему звонко, ярко, открыто, и голос ее немного дрожит. Влюбленная, тогда еще не познавшая вкуса ни предательства, ни боли, ни горького привкуса смерти и скорби, она была счастлива и в этом счастье - по-особенному красива. Сейчас же от былой красоты остались лишь крохи.
Высокая, худая и угловатая, с острыми краями плеч и тонкими до хрупкости запястьями, с короткими, обрезанными по плечи черными волосами, с костлявыми пальцами, с все таким же бледным, но уже обветренным лицом. С кожей, на которой кроме множества рек вен и созвездий родинок теперь темнеют и лиловые кляксы синяков, и кроваво-красные полосы ссадин, и уродливые хребты старых и новых шрамов. Она скользит внимательным взглядом по четкой, вылепленной умелыми руками мастера линии челюсти, по упрямо чуть выдвинутому вперед подбородку, по плотно сжатым губам, вверх, к прямому, аккуратному носу с немного вздернутым кончиком, к высоким, острым скулам, к большим серым, чуть раскосым глазам, к красивым, соболиным бровям. Останавливается и вновь бегло оглядывает собственное отражение, подмечая про себя, что время все же оставило и на ней свой след, отпечатав на лице горькими, пускай пока едва заметными, складками вокруг рта потери и поражения, заковав глаза в прочный лед отрешенности и спокойствия - почти равнодушия. И все же она сумела сохранить в себе ту былую красоту и грацию движений, прямую осанку и гибкий стан, и иногда лед, в который она заковала себя сама, тает и она вновь улыбается ярко и открыто - так, как улыбалась когда-то давно, кажется, уже в прошлой жизни.
И пускай время отметило и ее своей дланью, но сломить Тревельян ему все же оказалось не под силу.

5. Краткая биография.
Слишком ярко. Как считать птиц против солнца.
Знак навязывает значение. А если забыть про знак...
Бои и боль, умиротворение и усталость. И за этим всем - твое бремя.
Надежды, которые оправдываешь, страхи, с которыми борешься.
Ты принадлежишь им.

— Коул, из личного разговора с Инквизитором.

Перед глазами обрывочным калейдоскопом проносятся воспоминания: женский силуэт, сотканный из тысячи ярких солнечных нитей, омерзительные пауки, оскверненные тьмой, тянущие к ней свои разявленные пасти, крутые ступени и острые осколки камней, впивающиеся в незащищенную перчатками нежную кожу ладоней. Вспышка, боль, много боли и еще больше непонимания и страха; разъяренное лицо Кассандры как первое осознанное воспоминание после, ярко-красные словно всполохи огня волосы Лелианы, ладонь, опутанная зеленоватым свечением, презрение и топящий, душащий страх пополам с ненавистью в глазах окружающих ее людей, а еще Брешь - высоко-высоко в небе, разливающая по пепельно-серым облакам зеленую, густую кровь самой Тени; изуродованный, разрушенный Храм с его выжженными проплешинами земли, с потрескавшимися плитами под ногами, с обглоданными стенами, с застывшими восковыми фигурами некогда живых людей - обгоревшими памятниками страданий и боли, с запахом разлагающейся жженной плоти, с ужасом, застывшим в ее глазах. Один кошмар сменяется другим. Сменяется ярким всполохом временной петли и кроваво-красным, живым лириумом, безумием будущих дней и ее отчаяньем, свербящей где-то под кожей виной и ядовитой, разъедающей горечи на корне вдруг онемевшего языка. Она заглядывает в посеревшее лицо тевинтерского мага и не может поверить, что все это на самом деле. А подсознание уже подкидывает совершенно иные картины: Лелиана с пронзительно-яркими глазами на испещренном темными разводами скверны постаревшем лице, рвущийся наружу протест, полный чего-то непонятного, но настолько сильного, что сдавливает горло, когда ее пока еще не друзья, но уже союзники отправляются на верную смерть в надежде выиграть хотя бы крохи так необходимого ей времени. И как только двери за их спинами с оглушительным грохотом схлопываются, она проваливается во тьму, где ее уже ждут уродливые тени безумных храмовников, огромный дракон Корифея и столбы черного дыма над полыхающим Убежищем. И она хрипит, задыхается, выгибается дугой, раздирая пальцами влажные, липнущие к телу простыни. А когда наконец-то открывает глаза и делает глубокий судорожный вдох, в голове громом раскатывается смех Древнего, словно это не он был повержен, словно это она проиграла ему.
Эвелин садится на кровати, откидывает с лица лохмы спутавшихся, мокрых волос и пытается успокоить вылетающее из груди сердце. В комнате невыносимо душно. Лунный свет подсвечивает серебром льющийся из раскрытых балконных дверей туман, укутавший комнату в мягкую белую пелену. Он не приносит с собой должного облегчения, только делает еще хуже - постельное белье и ночная рубашка напитались влагой, липнут противно, раздражают кожу и до болезненного покалывания в пальцах хочется от них избавиться. Эвелин касается ногами пола, наблюдая, как узкие стопы исчезают в молочном киселе, сбрасывает с плеч мокрую ткань сорочки, чувствуя, как она опадает волной к щиколоткам, и потягивается всем телом, скидывает с себя паутину ночных кошмаров, таких привычных, но оттого не менее болезненных. В голове удивительно тихо, и ночная тишина вливается в нее по капле, наполняет до краев, успокаивает, приглаживает топорщащиеся из сердца жесткие порванные нити нервов, дает краткую передышку и возможность все обдумать. Она неторопливо облачает себя в уже ставшие почти что родными штаны, завязывает под горлом тесемки свободной рубахи, шнурует сапоги да выскальзывает из собственных покоев, прихватив с собой только толстую тетрадь с рисунками и уголек. Она не выходит в тронный зал, сворачивает раньше, попадая на лестницу со строительными лесами. Спускается чуть ниже и забирается в самый дальний угол площадки, сворачиваясь клубком на жестких деревянных ящиках. Здесь темно, пахнет сыростью и почему-то еще эльфийским корнем, словно кто-то совсем недавно случайно разлил на холодные каменные плиты целебную настойку и оставил ее высыхать. Инквизитор мановением руки зажигает фитилек уже поплывшей старой свечи, что едва ли не падает, свешиваясь с самого края одного из ящиков, и открывает альбом на первой странице, вглядываясь до рези в глазах в свой тонкий острый почерк, в каждую буковку, в каждую завитушку, и пытается понять, что же пошло не так. Чуть ниже быстрой торопливой записи такой же быстрый набросок трех своих советников. Лелиана, Жозефина и Каллен.
Каллен.
Она смотрит на его смазанный, нечеткий профиль и в памяти оживают призраки недавнего прошлого: гнев Соласа, ее ярость, сопротивление Резерфорда и отказ. Впервые на ее памяти он отказался подчиняться и не выполнил приказ. И она не может его в этом винить. Сейчас, когда голова кристально-чистая, легкая, в ней не звучат голоса древних элвен, лишь где-то на периферии сознания можно различить их неясное бормотание, а страхи отступили, растворившись в теплом свете свечи, она ощущает, как невидимые тиски чужой воли разжимаются, отпускают ее, позволяя свободно вздохнуть.
Что это, генерал? Что со мной происходит? Что происходит с нами? С Орденом? Почему Вы ушли?
Она обращается к нему мысленно, беспокойным взглядом чертит контуры его лица, пряча на донышке глаз мольбу, но портрет остается всего лишь мертвой картинкой, и Тревельян кусает губы, жмурится, в тенях густых ресниц скрывая разочарование. Здесь, в темноте, среди стылых молчаливых стен она может позволить себе слабость, хотя бы на короткое время отпустить узду, разрешив сомнениям захлестнуть ее с головой.
Младшая дочь знатного дома Тревельян, известного за свои крепкие связи с Церковью, она с раннего возраста готовилась к вступлению в орден храмовников. Не сказать, чтобы она была этому рада, но никто никогда не спрашивал о ее желаниях, а потому Эвелин не сопротивлялась, лишь с покорностью следовала уготованной судьбе. Что еще ей оставалось? Она хоть и была самой меньшей, но все же могла стать угрозой для старших братьев. А потом случилось то, чего не ждал никто. Потом пришла магия, заковав в ледяные оковы все, что когда-либо имело значение в ее жизни. Но она не жалела, нет. Ни о том, что в храмовничий орден путь ей теперь был закрыт, ни о том, что пришлось распрощаться с семьей и даже ни о том, что с момента своего одиннадцатилетия она навсегда стала пленницей Оствикского Круга магов. В Башне, среди таких же невольных, как и она сама, Эвелин удивительно легко смогла отпустить себя прошлую и смириться с тем, что уже никогда не покинет этих стен. Порадовалась, что больше не придется слушать вечерние молитвы, с затаенной неприязнью думая о том, что в скором времени она отправится на воспитание в Церковь. Жизнь в Круге не была безоблачной, но лучше уж это, чем то, что с таким упорством навязывали родители. Если честно, ей, ребенку, еще не верилось, что она больше не ступит за пределы Круга, что этот дом для нее отныне тюрьма. С присущим всем детям ее возраста оптимизмом и верой она думала, что однажды, став взрослой, покинет это место раз и навсегда, но шли годы, детство давно осталось позади, вера угасала, а она продолжала томиться среди пыльных талмудов и пропитанных магией стен.
Жизнь в Круге не была безоблачной, но это было лучше, чем гнить в ненавистном храмовничьем доспехе. Нет, Тревельян не отвергала веру в Создателя - слишком глубоко ее вложили в душу, но и не признавала тех, кто изо дня в день топил себя в молитвах, да и жизнь во благо Церкви не то, чего бы она хотела. А потому она отдала всю себя - магии, с удивительным упорством приручая дар, словно дикого зверя, к своей руке, отгородившись книгами и рукописями от внешнего мира. Время текло своим чередом: в восемнадцать лет без каких-либо чудес прошла свои Истязания, заснув простой ученицей, а проснувшись уже полноценной чародейкой Круга. Шли годы и она успокаивалась, из взбалмошного ребенка превращалась в степенную магессу, расцветала ярким бутоном среди сорняка, что не могло не привлечь внимания храмовников, охочих до женских юбок. И когда, однажды возвращаясь поздно ночью из библиотеки в свою комнату, ее прижали к шершавой стене на пустом лестничном пролете, она не смогла ни закричать, ни даже вспикнуть. Впрочем, в этом сама была виновата - нечего разгуливать по Башне после отбоя, но все же храмовника того запомнила и обиду холила долго, вскармливала любовно, пока не представился удобный случай отомстить. А потом волнения в Киркволле и весть о взрыве магом-оступником Андерсом Церкви ураганом прошлась по всей Вольной Марке и потерялась за ее пределами, охватив пламенем революции все Круги. Оствик не стал исключением, и когда в Башне вспыхнуло восстание, ей против воли первый раз в жизни пришлось воспользоваться посохом, как боевым оружием. Им пришлось бежать: и ученикам, еще не прошедшим Истязания, и полноправным магам. Скрываться в лесах, жить так, словно сидишь на пороховой бочке, учась выживать в новом для себя мире. Жизнь в скитаниях закалила не только тело, но и характер, заставила взглянуть смерти прямо в глаза и с лихвой хлебнуть горького яда, по ошибке названного свободой. Представься такая возможность - и она с радостью бы вернулась обратно, под защиту надежных стен Круга, подставив лопатки под острые, преследующие по пятам взгляды храмовников, но отступать было поздно, а возвращаться некуда, потому оставалось только смотреть вперед и не оглядываться назад, пытаться спасти не только свою жизнь, но и жизни своих учеников. И когда пошел слух о том, что в Храме Священного Праха собираются маги и представители церковной власти с целью достичь мирного соглашения, было решено попасть на этот конклав и положить конец войне любой ценой. Она поддержала эту идею, и это стало ее первой ошибкой, той точкой невозврата, с которой начинается эта история.
Эвелин вздрагивает, сбрасывает с себя оцепенение. Откидывается назад, чувствуя спиной холодный камень древних стен, и листает страницы вперед, в памяти освежая порядком стершиеся образы учеников и чародеев, некогда бывших ей близкими друзьями, что ныне покоятся в развалинах Храма, над которым вместо Бреши теперь цветет лишь уродливый шрам, отдающий всполохами завесного света. Все-таки ей чертовски повезло выжить, выиграв у смерти еще немного времени. Но стоило ли это того?
Дальнейшие события после взрыва разворачивались с ужасающей скоростью. Эвелин кажется, что только вчера она, обессиленная, едва себя помнящая, выбралась из Тени и потеряла сознание на каменных плитах разрушенной святыни; что только вчера она очнулась в темницах, закованная в кандалы, с меткой в левой ладони, прошивающей все тело тупой, пульсирующей болью, и узнала, что никого кроме нее не осталось в живых; только вчера она прорывалась к Бреши в желании найти утраченные воспоминания и получить ответы на тревожащие вопросы, еще не осознающая серьезности всей ситуации, в которой оказалась по воли случая, еще не понимающая, чем ей все это обернется. Она всего лишь хотела помочь закрыть разрыв и отомстить тем, кто отнял у нее не только друзей, но и надежду на хрупкий мир и свободную жизнь, а стала Вестницей Андрасте и схлестнулась с древним тевинтерским магистром, вообразившим себя богом. Не этого она хотела, но все же стала во главе возрожденного ордена, отрекшись от своего прошлого, пообещав перед лицом всей Инквизиции не отступить, не повернуть назад, не потерять веры - ни своей, ни народа. Тем днем Эвелин Тревельян официально себя похоронила, затоптала все мечты о спокойной тихой жизни и бросила все силы на восстановление организации и главную их цель - борьбу со Старшим. Год, всего один год был дан, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу и не дать Корифею осуществить свои планы. Что ж, им это с успехом удалось, однако ценой не только громких побед, но и оглушительных поражений. Поражений не столь ордена, сколь ее собственных.
Она сумела побывать в будущем и вернуться назад, заручиться поддержкой магов и закрыть Брешь, спасти всех жителей Убежища и выжить после встречи с древним магистром и его питомцем. Она остановила армию красных храмовников, организовав обвал, и, без посторонней помощи выбравшись из завалов, добралась до ушедших далеко вперед союзников. Она привела людей в Скайхолд и стала новым Инквизитором. Она вошла физически в Тень и вернулась обратно. Она убедила Серых Стражей в том, что Зов был всего лишь уловкой Корифея, и спасла тех, кто внял голосу разума. Это она раскрыла заговор против Селины и убедила императрицу, великого герцога Гаспара и Бриалу объединить силы для совместной работы во благо Империи. Конечно же, это она соблюла все эльфийские ритуалы в храме Митал, сумела проскользнуть мимо стражей, не пролив ни капли крови, и принять предложение Абеласа о временном союзе, получив доступ к знаниям из Источника Скорби. Это она победила Корифея, разбив сферу и заточив магистра в Тень. Это при ее поддержке Лелиана заняла пост Верховной Жрицы. Это все сделала она, да. Это ее решения, но всего этого не было бы, не будь рядом советников, друзей и верных ей людей.
А что теперь?
Теперь орден трещит по швам. Раскол зреет, ширится, разбегается трещинами в разные стороны. Злые языки разносят по свету слухи о том, что обретение Инквизицией власти было подстроено. Что все это - очередная уловка. От одного к другому со скоростью лесного пожара перетекает весть о том, что это она, Тревельян, отдала сферу Корифею, что это она подстроила все, захватила власть, а теперь стремится воплотить свой истинный план, начав восстание эльфов и вернув им своих богов. Она знает все, что о ней говорят, она знает, но не может ничего сделать. Первой ее ошибкой стал приезд на Конклав, второй - обретение знаний древних элвен, третьей... Третья ее ошибка - потеря командора.
Эвелин вздыхает и откладывает дневник в сторону. Голоса внутри оживают, набирают силу и чужая воля стягивает петлю, захлопывает капкан. Она задувает свечу и с первыми лучами восходящего солнца возвращается в свои покои.
Что будет дальше? Время покажет.

6. Способности и оружие.
• Будучи еще в Круге Магов Оствика, мастерски освоила заклинания университета стихийной магии, хотя больше всего отдает предпочтение конкретно одному ее древу умений - школе Зимы. Из других стихийных школ пользуется всего несколькими заклинаниями вроде цепной молнии и буревестника из древа умений Бури и пожара из Преисподней.
• Полученная при взрыве Конклава метка - якорь -  воплощает в себе не только напоминание об ужасных событиях, произошедших в Храме, но и служит своеобразной иглой, способной штопать прорехи в Завесе, что в народе именуются Разрывами.
• Оружие вообще очень любит, а потому имеет несколько посохов и своей маленькой коллекцией очень гордится, а уж обращаться с ними не только как с инструментом, но и как с боевым оружием в скитаниях научилась отменно. Чаще всего пользуется посохом Бури, однако нередко ее можно увидеть и с посохом Вьюги. Также носит с собой кинжал: в бою толку от него никакого, но в повседневной жизни может пригодиться, например, веревку разрезать.
• Врожденный талант к алхимии. Благодаря обучению в Круге прекрасно разбирается в травах, потому изготовить снадобье, зелье или мазь для нее не составит труда.
• Свободно разговаривает, читает и пишет на торговом и орлесианском языках, а в Круге неплохо сумела освоить арканум. Обожает литературу и практически все свое свободное от дел время проводит в библиотеке. Знает арифметику и самую малость - астрономию, знакома с географией, историей и политикой стран Тедаса.
• Правилам этикета и поведения при дворе обучалась еще с раннего детства - спасибо наставникам и гувернанткам, у которых, помимо этих необходимых любой девице знатного рода навыков, Тревельян брала уроки пения, живописи и танца. Еще пыталась как-то научиться играть на лютне, однако очень быстро отказалась от этой затеи, как, впрочем, и от песнопения - музыка оказалась ей не под силу. Зато рисует она всегда с удовольствием. Чаще в толстой тетради, которую старается всегда иметь под рукой, реже - портит холсты или чужие листы. Лелиана не раз и не два находила на полях инквизиторских отчетов легкие наброски и разные почеркушки к тем или иным своим словам.
• Готовить жуть как не любит, однако выбора при отступнической-то жизни особого не было, пришлось освоить и этот навык. Долгие скитания по лесам и болотам вообще много чему научить могут. Например, ставить палатку или штопать одежду, а есть захочешь, так и зверей разделывать научишься.
• В седле держится вполне уверенно, с лошадьми обращаться умеет, хоть и весьма посредственно.

7. Планируемые сюжетные завязки
Вся ветка Инквизитора, личные эпизоды, ау и прочее. Я еще успею всем надоесть, серьезно.

8. Связь с вами

9. Откуда вы узнали о нашей игре.
Я не планировала идти, честно. Я вообще не думала, что когда-нибудь еще вернусь на Dragon Age, но судьба, видимо, распорядилась иначе, заведя меня на forum-top.ru.

10. Пробный пост.
тема?